Оригинал здесь https://vk.com/@buto_tanec-buto-chto-eto
Однажды Казуо Оно спросил Тацуми Хиджикату: «Что такое буто?» Хиджиката ответил, что буто — это насилие и эрос. Насилие как битва с самим собой. Насилие как сопротивление и революция. Он сказал, что всё это — насилие и эрос — проявления большой любви, в которой мы нуждаемся. Насилие и эрос иногда приходят прямо на сцену. Есть такие перформансы буто — и это экстремальная, радикальная форма, которая постоянно сопротивляется мейнстриму. И предполагает сражение с самим собой. Это андеграунд, это анархия, это дада.
Если вы плывете вместе с миллионом человек в одном направлении — в этом есть свобода и мир. Но там нет авангарда, нет искусства. А нам нужно постоянно быть голодными, очень голодными. Такими любопытно-голодными, как дети. Всегда бедными [с нехваткой чего-то] — в этом смысле. И я думаю, Хиджиката был таким до последнего дня. В этом-то и есть насилие над собой [борьба с собой как преодоление, развитие]. Потому что в этом есть боль.
История буто начиналась с протеста против общепринятого, против традиционного, против американизации, против современной [тогда] культурной ситуации в Японии — после Второй мировой войны, в конце 1950-х. Это было начало истории буто. Тогда они использовали экстремальные формы как провокацию. Скорее, это были хэппенинги — на улицах и в других непривычных, по сравнению с танцевальной сценой или театром, местах. Это было нечто нарочито «некрасивое» [по стандартам того времени] — нечто «уродливое», «грязное». Потому что для всех танец тогда ассоциировался с «красивым» телом, «красивым» костюмом, «красивыми» движениями. Именно это [пионеры буто] не могли терпеть и они говорили этому: «Нет! Танец — это жизнь, а жизнь — это не всегда только красота [в узком понимании]». Поэтому были такие экстремальные, гротескные, «некрасивые» формы — это был скандал, мощная провокация.
Я чувствую, что буто обнаружило иную эстетику, отвечая на вопрос: «Что такое настоящая красота? Что такое эстетика?» Настоящая красота — это такая интенсивная жизнь… Как ребенок только-только появляется на свет из утробы — это сморщенное, как у обезьянки, лицо — в крови, в поту, кричащее… Но это красиво! Такую эстетику настоящей красоты мы можем найти в природе.
Буто показывает нам посредством искусства танца нашу тёмную сторону, которую мы обычно не хотим видеть. Но смотрите! И смотрите, не отворачивайтесь сразу. Смотрите еще, и еще, и еще… И это становится гротеском, но, в то же время, эстетически чем-то совсем иным. И, в конце концов, вы скажете: «Ого, это территория чуда!»
Буто — это жизнь. Я помню Фумиаки Накамура, который написал книгу, где он говорил о танцорах буто и бутоистах. Танцоры буто — это те, кто танцует буто. А вот бутоист — это может быть башмачник, флорист или художник, кто угодно. То есть эти люди не танцуют буто на сцене, но их жизнь — это буто. Что же такое буто? Непросто это объяснить. Но я кое-что почувствовал, когда встретил Казуо Оно. Так же и с Тацуми Хиджиката, хотя я и не особенно хорошо знаю его жизнь [Эндо имеет ввиду, что буто было их жизнью, во всём].
Вот Казуо Оно на сцене как танцор буто, потрясающий мастер. Но если посмотреть на его жизнь: как он готовил на кухне, как он разговаривал, как он работал у себя в саду и всё остальное — это было для меня буто. То есть он был таким целостным и проявлялся во всём [что делал], он был в каждой детали. Когда он играл со своим внуком, он становился маленьким ребенком и жил в детском мире. Вот это бутоист. Он был и танцором буто, и бутоистом. И я стремился стать бутоистом. Даже на сцене, в отношении моего танца — я хотел быть каждый раз бутоистом.
У нас есть не только тело, но и дух. Казуо Оно объяснил мне — и, возможно, впервые объяснил всем нам — как важно создавать что-то с душевной искренностью. Это значит — быть честным с самим собой, быть честным с природным «Я». Иначе всё, что вы создаете, будет где-то за пределами территории любви.
Ради чего ты танцуешь? — таков был его вопрос. Как ты хочешь танцевать? Может быть, больше изоляции в теле, правое от левого, верх от низа… Может, больше движения изнутри наружу и затем забирать обратно внутрь… Или обратить внимание на пространство внутренних органов, или что-то еще… Всё это может как-то помочь [в танце]. Но вопрос Казуо Оно был: «Ради чего ты танцуешь? Ради чего ты хочешь учиться?» Большой миссией Казуо Оно в мире было следующее: «Я хочу танцевать настоящую любовь, настоящую жизнь… И даже после этой жизни я продолжу эти исследования и открытия».
Я всегда спрашиваю себя: «Зачем, ради чего, Тадаши, ты хочешь танцевать?» И если я думаю о буто, то ведь много людей пыталось танцевать буто, но также было другое множество людей — тех, кто стремился почувствовать духовную сторону буто. Вот это [последнее] важно для меня. Это ощущение «между», пространство «между» — ма (яп.). Этим ощущением пропитана японская жизнь. Я имею ввиду не только понятие «ма» в буддизме, потому что в Японии вообще много «ма». И «ма» более значительно, чем одна или другая сторона, белое или черное. Я ощущаю в нашей жизни пространство «между» — это [и есть] наше жизненное пространство. Мне нравится существовать в этом пространстве «между». Мне нравится, что я могу быть с этой стороны или с другой стороны, а также ни там и ни там, и в пространстве вне тела — я существую.
Я не принимал решение прийти в буто — я встретился с буто. Возможно, еще до того, как я встретил Казуо Оно, то, к чему я стремился — это как раз были особенные черты танца буто, или дух буто, или путь буто. Но я тогда не знал, что это. После встречи с Казуо Оно всё для меня прояснилось: «Да, это буто». То буто, которое я тогда впервые увидел, оно ведь уже было внутри меня. Спасибо, Казуо Оно, ты открыл мне дверь, или окно, так что я увидел буто в себе.
Японский образ жизни каким-то особенным образом связан с землей, «заземлен». Мы не носим дома обувь — контакт кожи с поверхностью важен. И мы не сидим на стульях. Такие отношения с землей всегда были важной и типично японской чертой.
Конечно, буто имеет глобальный характер и развивается по всему миру. Но, я думаю — это передалось через Казуо Оно и Тацуми Хиджикату — что японские ландшафты, японский образ жизни очень важны для понимания этого буто. Ведь раньше если кто-то хотел танцевать, то он танцевал так [показывает открытые позиции и раскрывающие жесты, направление — вверх], прыжок [как в балете], и небо голубое, и прекрасные ароматы, и бабочка летит… Таково было восприятие танца на протяжении его истории. Но пришел Хиджиката и изменил это — совершенно. Теперь танец мог включать нечто болезненное, сломанное, неизящное, уродливое… И для меня тоже было шоком, когда я смотрел буто впервые: «Неужели это существует как искусство, жизнь и всё вот это…» Но я уже не мог забыть «всё вот это».
Его [Хиджикаты] интерпретация танца подразумевала это. Один из таких его танцев я видел вживую, в 1970-м, постановка «Hosotan» [действительный год постановки 1972-й]. Это такая болезнь, лепра. Что-то неприятное, грязное, нищета — такая была атмосфера на сцене. Для меня это был первый опыт, когда в танцевальном перформансе я увидел уродливую сторону, а не красивую. Это было шокирующим, потому что я не ожидал такого.
Буто — это очень открытый мир, и вы можете делать здесь всё что угодно. Вначале я изучал театр и много лет работал в театре, нормальном драматическом театре. Если ты работаешь в театре, там есть правила: как нужно репетировать, и по поводу времени, и по поводу работы с текстом, и по поводу пространства сцены — есть правила, и всё достаточно ясно. Безусловно, ты можешь экспериментировать, но есть чёткая система работы в театре. Буто же настолько свободно, настолько открыто, что мне именно это нравится, потому что я любитель импровизировать. У меня были концептуальные танцевальные постановки, но я никогда не делал их полностью фиксированными, я много менял. Даже нечто найденное за день до показа входило в этот показ, и никто не говорил, что это невозможно или не разрешено. Это буто, и ты можешь делать что угодно. Страсть сделать что-то новое — сейчас или никогда — это сильное решение привлекало меня в буто [имеется ввиду импровизация во время перформанса буто].
Я впервые попал на мастер-класс Казуо Оно в Вене. Я знал о буто до этого, потому что первый раз увидел буто в 1970-м или 71-м — танец Тацуми Хиджикаты в Токио. А само слово «буто» я слышал, еще когда был студентом. Но тогда буто было от меня далеко, я не хотел присоединяться. Так вот, когда Казуо Оно вел класс в Вене, после класса он подошел ко мне и спросил: «Можешь помочь мне? У меня сегодня интервью, нужно переводить». Он тогда мне показался таким обычным, простым и таким тёплым человеком. Совсем не как большой мастер буто.
Он много говорил о своей мечте, о своей истории, которая стала иметь всемирный контекст. Я был восхищен им и затем я подумал: «Этот человек для меня что-то вроде компенсации моего отца». Он одновременно и как мой отец, и как шаман. Я был очарован его чудесной историей и его необычной личностью. А в интервью все его ответы относились к родине или жизни насекомых, или Луне и звездам. Он не говорил прямо: буто — это то-то и то-то.
Это было невозможно переводить, но я переводил. А после этого у журналиста были проблемы с тем, как всё-таки написать о том, что такое буто. Тогда я стал переводить ему мое собственное понимание и мое ощущение того, что хотел сказать Казуо Оно. Я объяснил журналисту чудесную историю [жизни Казуо Оно]. Тогда он обрадовался, записал что-то и ушел.
Казуо Оно спросил меня, как прошло интервью. Я ответил: «Простите, но было практически невозможно переводить ему дословно то, что Вы говорили. И я стал объяснять ему свое понимание. Сильно извиняюсь, я не очень хороший переводчик». На это Казуо Оно сказал мне: «То, что ты сделал, очень похоже на буто». — Почему? — «Понимаешь, ты не можешь танцевать буто [видимо, имеется ввиду — чье-то буто, конкретного мастера, например, Хиджикаты, или что-то «похожее» на буто]. Допустим, есть некое высказывание или есть картина — ты не можешь сделать точную копию картины или точно перевести высказывание [имеется ввиду, точно понять и передать — в системе координат автора, со всеми нюансами, оттенками, акцентами, игрой слов и т. п.]. Так и жизнь: каждая жизнь уникальна. Ты не можешь объяснить, передать свою жизнь целиком от младенчества до старости и смерти. Конечно, этот процесс все проходили или проходят его сейчас. Но ты не можешь пересказать всю свою жизнь в точности. Значит, тебе нужно передать то, что ты чувствуешь, пока твоя истории совершается. И это ты сможешь передать в танце, через свое тело». Это было таким открытием, которое я мгновенно понял. «Да, почему бы и нет? Я могу танцевать!»
Но если ты танцуешь на сцене (это мой случай)… Мое тело существует зачастую в совершенно ином ощущении времени. Я не контролирую это время. Это не похоже на наше обычное понимание времени: один час, 60 минут и т.п. — такого времени не существует в моем теле.
Когда я покрываю тело гримом, обычно белым, я становлюсь более сконцентрированным, потому что это такая интимная штука: возникают особенные отношения с самим собой. В общем, грим — это приятное для меня время концентрации. Но зачем мне концентрироваться? Причина не только в предстоящем выступлении. Пока гримируюсь, а это в пределах 30 минут обычного времени, я забираю что-то от своей жизни — в особенную временную зону. Я вижу себя. И так, шаг за шагом, я меняюсь, покрываясь белым гримом, меняю не просто цвет. Эта белая кожа становится особенным костюмом. И постепенно изнутри я чувствую изменение. Фокус меняется. Я вижу себя другим, я уже не тот я из обыденной жизни. Мне очень нравится эта метаморфоза.
Иногда на сцене я не чувствую своего сердцебиения. Я не чувствую температуру, ничего такого. Как будто я уже мертв. Мёртв, но жив. Или какая-то иная зона существования. Будто особенное восстание тела происходит. Можно говорить тут о духе. У всех есть дух. Вот почему у нас есть фантазии, откуда у нас воображение? Что такое интуитивные ощущения? Я чувствую — а на сцене особенно сильно — что вся эта сфера существует вокруг меня, и внутри меня. Не могу этого объяснить, но я могу ощущать реальность этих явлений, их конкретность. И это вовсе не галлюцинации, ничего подобного. Это происходит на сцене, иногда всего несколько секунд, своеобразный транс. Я уверен, в такие моменты что-то действительно происходит. То, чего мы не видим зрением.
Заключение:
Казуо Оно говорил: «Каждый может танцевать буто. Но… тогда ты будешь танцевать до самой смерти».
Тадаши Эндо, 2017 г.
Перевел Борис Борисов (https://vk.com/borias)